Иные прослойки темнели чернотой с лиловым отливом, а кое-где тускло отсвечивали натеки вулканического стекла, желтого с темно-коричневым.
– Живем! – обрадовался я. Ну, что? Пошли дальше наших собирать. Терминатор знает, где их найти.
Их было видно на километр вверх – десятки белопенных лавин воды, стекавшей по скалистому руслу. Брода здесь не было, дно реки пряталось в каньоне, на глубине десятка метров, но дорогу Саул указал точно – мы проехали как бы под водопадом, между льющейся стеной маслянисто блестевшей влаги и уступом, с которого она падала. Уступ нависал неровным козырьком, прикрывая нас сверху, а под колесами лежал ровный, выглаженный течением камень.
До станции добрались быстро, а скоро и электричка моя подошла. Если повезет, то контролер припоздает, и мы успеем выйти, не заплатив.
– Можно, – согласился я. – Прекрасно тебя понимаю, Наташ. Помню, как мы спорили, что нам делать с «захватчиками и оккупантами»! Ты всегда была против силовых акций, и вдруг такое! Назад в СССР! Все можно исправить, да?
Мне было хорошо, и я ни о чем не думал. Лениво подобралось однажды воспоминание о Наташе и уползло в сумерки души.