Усатый посветил, ругнулся, увидав «груз 200», матюкнулся еще разок, узрев «оборотня».
Пистолетик этот хвалят – и весит мало, и мощный, а вот по мне, так не очень – выхватывать неудобно из-за наклона рукоятки, да и форма спускового крючка фигово сделана. Зато магазин емкий.
Тот кивнул и вразвалочку приблизился. В чересполосице света и теней, как во всяком подземелье, трудно было оценить возраст Кузьмича. Но лет шестьдесят ему стукнуло, это точно. Его щеки покрывала неопрятная седая щетина, зато усы были подбриты прямо-таки щегольски. Близко посаженные синие глаза, словно искавшие защиты у хрящеватого с горбинкой носа, смотрели прямо и с прохладцей. Подбородок Кузьмича казался вялым, но лишь до той поры, когда сжимались губы, и челюсть выдавалась вперед в извечном порыве упрямства.
Сперва я увидел дырищу в планировавшей тушке и лишь потом сообразил, что это я и выстрелил – рука сама все сделала, на рефлексе. Главное, мне и свернуть не получалось, машина мчалась по гребню дюны, валясь то влево, то вправо.
– Прошу к столу! – сказал я, выставляя на большой стол разделочную доску. На нее-о я и опустил сковороду со скворчавшей яичницей.
Губошлеп как раз выпрямился, и пуля звонко пробила лопату.