Землю усыпал толстый слой хвои, поэтому слыхать было лишь рокот двигателя. Иногда зеленистые сумерки рассеивал золотой луч, пробившийся в редкий прогал, и макушки смыкались снова, погружая лес в торжественную тишину.
– Отставить! Сбегай за Кузьмичом, пусть принимает пополнение.
Улочки между кубическими домишками были очень узкие – мотоцикл проедет, если без коляски – и по колено занесены пылью. Тука, правда, сказал, что это наносы – мутьевые потоки случались в старину, говорит. Ну, ему лучше знать.
– Правда, уже месяц не видела Кириллыча. Работа все, работа…
– В том-то и дело… – вздохнула девушка. – Больше месяца назад… Приезжал даже сам директор ИВК, мы там, напротив портала, видеорегистратор поставили… И шо ты думаешь? Прошел ровно месяц, и портал открылся! Сам! Но ни-ко-го…
Вся свежесть, вся юная, нетронутая красота были грубо стерты с ее лица. Вот такую же перемену выдержала Москва, уступив либеральной демократии. И все же это была столица нашей родины. Помнится, я выискивал повсюду, на московских улицах, на станциях метро признаки былого величия – и часто находил их, радовался своим находкам и обретал как будто бы второе дыхание.