Жена лодочника опрятная, спокойная баба, теплой водой и тряпкой смывала засохшую кровь с лица и шеи кавалера.
– Нет, святые отцы, на голове тоже нет таких пятен.– Сказал кавалер.
«Нет, этот не отступит, – думал барон, – кажется, зря я с ним связался».
Тут благочестивая Анхен уже не выдержала, затрясла головой как будто страховала что-то. От ласки и следа в лице не осталось, а от улыбки лишь оскал, щёки впалыми стали, вокруг глаз пятна серые, а сами глаза глубоко в голову ушли и чернели из глубины старыми колодцами. Только зубы всё тот же жемчуг.
– Взрослая женщина, висишь тут голая, кнутом битая, в позоре и моче своей, – продолжал он, – а все оттого, что дура. Не она дура, – Волков кивнул на жену столяра, – ты дура. И это только начало, Сыч, расскажи ей, что дальше будет.
На что Сыч отвечал только пинками и ударами по мягким местам.