– Рутт, та Рутт, которую все называют Рябой, – сказал Волков.
– А в реку можно их? – Спросил понятливый начальник стражи.
– Да как же так, господин сердца моего,– искренне удивился отец Иона,– сами же меня иссушали вопросами своими о содержании для людей ваших, волновались, кто им заплатит, а тут хотите вдову отпустить?
Вдову опять раздели, но осматривать на сей раз не стали. В потолке был крюк, там, в обычные дни весы висели, так Сыч с помощниками туда вставили блок, в него верёвку продели. И по приказу брата Николаса, вдове выкрутили руки назад, и привязали к концу верёвки и теперь, когда брат Николас делал знак, помощники Сыча тянули верёвку, но не сильно, не сильно. Так чтобы рук бабе не выламывать, но чтобы она говорила без лукавства.
– Да уж, повесте его, шельмеца, господин. – Посоветовал Ёган, косясь на золотую монету, что Сыч крутил в пальцах и Ёгану под нос совал.
– Цыц, болван, велел тебе господин сапоги чистить, так чисть, чего разговоры слушаешь. – Откликнулся Сыч. – То не про тебя разговоры, как до железа дойдёт, так ты в телеге сидеть будешь, или как в прошлый раз на кровати храпеть.