Как пришел, сел за стол, сидел, сцепив пальцы в замок, и уставившись в стену – думал и был зол. Даже сапоги не снял. Ни вина не просил, ни пива. Ёган на цыпочках ходил, зная, что господину в таком расположении духа на глаза попасться – не дай Бог! Сыч же в своём нестиранном колете и вовсе сидел в людской, носа в залы не совал, а Эльзе, хоть была она и в чистом платье, да и монаху тоже, передалось тревожное состояние Сыча. Все сидели и ждали, когда господина отпустят бесы. А кавалер сидел и злился на бургомистра, знал он, что все препятствия ему чинит именно бургомистр, видно, надоело тому, что кто-то по его городу ездит, людей будоражит и в холодный дом бросает. Там допросы чинит, ищет чего-то, а чего – не говорит. Любой бургомистр осерчал бы. А ещё Волков злился на барона, который считал бургомистра честным человеком, который поможет делу. Нет, делу он не помогал, а мешал, и кавалеру стало ясно: чтобы продолжить розыск, ему требовались полномочия. Чтобы и самого бургомистра, коли потребуется, в рог скрутить можно было.