– Это самое малое, что я мог сделать для Вашей Светлости. Отец всегда говорит, что наша семья всем обязана герцогу Иоганну Альбрехту, а потому я должен верно служить его сыну, то есть вам. И когда он так говорит, даже моя мама улыбается, а уж с ней не часто такое случается.
– Затем, чтобы ты не стала такой же дурой, когда вырастешь! Что тебе передали мальчишки?
Девочке ничего не оставалось, как стоять, сжав зубы, и, упрямо сдерживая слезы, выслушивать все что мама и бабушка думают о её безответственном поведении. Герцогиня, впрочем, больше молчала, но когда она заговорила, Шурке стало совсем плохо.
Вообще, Шурка странно чувствовала себя в последнее время. Казалось, что вместе с детским телом ей досталась и детская беззаботность. Хотелось играть, бегать и прыгать, секретничать с подружками о разных глупостях и корчить глупые рожи мсье Бопре, строившему из себя галантного кавалера. Надо сказать, гугенот был хорош собой и девочке, внутри которой скрывалась взрослая женщина, были вполне понятны чувства Марты. Мать Клары Марии, казалось, переживала вторую юность. Глаза её блестели, щеки покрывал румянец и ухаживания французского эмигранта явно доставляли ей удовольствие. Они даже пару раз прогуливались во время привалов вокруг кареты, когда их маленький караван останавливался для отдыха.
– Я не могу сейчас всё бросить и отправиться в Москву. Интересы моих детей требуют, чтобы я оставалась в Германии. Будь прокляты и этот мерзкий датчанин, и Глюк, и император!
– Я смотрю, ты поднаторел в подобных делах! Кстати, как ты меня нашел?