Он был самый известный серб в мире, звали его Эмир.
Ещё через несколько дней: открывает дверь в подъезд — нет, не кетчуп, — семечек нагрызли; причём такое количество шелухи, словно тут тридцать человек лузгали подсолнухи; что это символизировало, до сих пор не могу понять; ещё подумаю.
Спустя полчаса на вверенные позиции отправились наши, в количестве половины отделения — обживаться.
(На окраине Троицкого, в отдалении от него, стоял бывший интернат: огромное, укреплённое здание.)
— Заходите, — сказали мне. А то я глухой и рации не слышу. С другой стороны, если охранник просто головой кивнул бы — мол, иди, — меня б это ещё больше выбесило: раскивался, словами скажи.
— Я хозяину дома дал поиграть домино, а он не вернул. Отдадите мне? — я кивнул: отдайте; Тайсон нехотя передал. — И шахматы, — вдруг вспомнил распорядитель. — Это мои.