По мне долбили густым огнём все киевские средства массовой информации. Обо мне накатали множество новостей европейские медиа.
— Что-то невозможное происходит, — сказал я.
Европейцы вели себя с изысканной иронией — а по сути, они просто издевались: «О, это, наверное, возмутительно! — террорист, убийца. Как нехорошо, мы не одобряем… Что, не пускать его? Ну, не знаем. А каким образом? Мы не можем ничего поделать. Он уже приехал. Попробуйте с ним в режиме диалога?»
Батальон собрали; мы работали. Только на пятый месяц существования бата я поддался на уговоры одного знакомого военкора: он праздновал день рождения, и элементарно раскачивал меня: «Захар, брат, уважь мою днюху, дай маленькое интервью!» — я часов восемь крутил головой: «Нет, даже не проси!» — но к ночи он, пообещав какой-то ништяк батальону, всё-таки уломал меня.
— Это всё ерунда, — говорю, — а как мы Главу спасать будем?
В итоге бойцы не получили за июль, а в последний день августа убили Захарченко, — так что за август тоже не получили: зарплата куда-то делась. Эти деньги были, но их забрали другие люди себе. Ещё месяц все в батальоне ждали решения своей судьбы — служить никто не отказывался, — в октябре стало ясно, что батальона в прежнем виде нет, — но задолженность образовалась уже за три месяца.