Наконец, она позвонила мне (у нас нет привычки созваниваться и мотать друг другу нервы, но тут не выдержала) и расплакалась.
Командовать всем этим не было ни малейшей необходимости — тут взводный (даже два — с тем, который нас привёл), да и без него все свою работу знают.
На этот раз она не улыбнулась, некоторое время выдерживала взгляд, потом дважды сморгнула, словно что-то попало на ресницы, и, опустив глаза, некоторое время разглядывала край своей тарелки.
Я, честное слово, оценил в ту ночь Батино — как это назвать? — государственное мышление? командирское понимание? человеческую широту? — как-то так.
Томич повторял «понял» или «я понял-понял» на каждое второе слово Главы, тем самым мешая Главе разговаривать, перебивая его, — но Глава и это терпел, будто не замечая, — хотя при иных обстоятельствах затыкал людей за куда меньшие проступки и даже не различимое мной несоблюдение субординации.
Потому что если император кивнул своим, заявившимся с очередным критическим докладом визирям: да, делайте, да, работайте, да, надо навести там порядок, — то шансов никаких нет. Они приехали с большими садовыми ножницами и отстригут здесь любые, мешающие виду, конечности: головы, уши, языки, прочее.