«Забавно, — подумал, — если таксист привёз меня куда-то не туда. Сейчас я выпью здесь всё шампанское — и пойду искать правильное место».
Никакой реакции ни на «командира», ни на «хоронил».
Всё вокруг было весело, словно на пикнике, где люди готовят мясо. У бойцов — привычно небритых, но сегодня как-то даже получше приодетых, — были с виду смурные, но, если присмотреться, — собранные, сияющие лица. Никто ни о чём не волновался.
Между тем, гробик полный, — он полный и к тому же закрытый — потому что смотреть на этого ребёнка нельзя, — некуда! — у него нет головы, — оттого гроб даже короче, чем детский: детский укороченный.
Взрывчатка была заложена в комнатке, прямо за штабом, где он отдыхал, спал. Заложила взрывчатку эта баба. Она в ту же ночь пропала. Всё у неё было готово, чтоб пропасть. Карета ждала, опытный кучер в капюшоне на самое лицо, с кнутом наготове.
Вокруг нас бегала хозяйкина мерзкая собачка — три килограмма непрестанной истерики, две бешеные бусинки на месте глаз, крысиная мордочка; она не столько лаяла, сколько дребезжала от негодования. Едва ли возможно объяснить, как мы её за без малого два года не зашибли.