Младенец наклонил ко мне лобастую голову. Червезмеи вокруг поднялись уже мне до плеч.
Никакого сострадания по отношению к животным – чистый и грубый, максимально жесткий практицизм, направленный на выживание человека.
И тут на меня снова нахлынуло понимание: я должен буду убить всех, кого встречу в караулке. Иначе ничего не выйдет у меня: те, кого я помилую, очнутся, поднимут раньше времени шум. Бить надо наверняка. Бить надо так, чтобы убить. И чтобы никто не удрал.
Ренквист подошел к окну, отбросил занавесь и уставился на блеск молний.
– Младший сын баклера недавно вздумал поиграть с лисицей. Она тяпнула его за руку. Он заболел и умирает. – Она чуть заметно кивнула на фургон, из которого снова донесся крик.
Женщина усмехнулась. В ее глазах зажегся странный огонек.