– И цветы, – говорю, потягиваясь. – Голубенькие такие. Бродиэя, кажется.
– Простите, доктор, – перебила лектора какая-то девица, – вам не кажется, что нельзя сводить проблему формирования чувств к физиологии?
Вмешиваться поздно, оставалось наблюдать за поединком. Зная, кто скрывается под масками, это было занятно: ректор дерется с одним из преподавателей – на ученом совете такого не увидишь.
– Подружек вашего Кинкина, – ответил Рысь, согнав с лица дурашливую улыбку. – Тамила с архитектурного, Лилиан с артефакторного.
Именно после исчезновения Виктора Ева Кингслей решила провести прорицательский сеанс, чтобы определить местонахождение троих (на тот момент) пропавших студентов. Теперь, когда все трое забыты, исчезла причина, по которой декан факультета пророчеств впала в кому. Ее болезнь – следствие и часть парадокса, но все парадоксы, как и говорил Мэйтин, разрешались сами собой. Пребыванию Евы Кингслей в лечебнице найдется или уже нашлось другое объяснение, а ее выздоровление можно с чистой совестью отнести к заслугам доктора Грина…
Мозги парализовало вместе с телом: я ни слова не понимала. В чем инспектор сплоховал? И где, во имя Мэйтина, этот инспектор? А защита, которой я обвешана, как новогодняя елка гирляндами?