– С ним Ходкевич, – не соглашаюсь я, – не полезет он в такую ловушку. Бросит обозы и вывернется ужом. Нет, надо ему такую приманку предложить, чтобы он заглотил не раздумывая. Чтобы против его непобедимой кавалерии пехота стояла, как шведы при Киргхольме.
– Вот так и прикажу. Делу время – потехе час. Как назвать первенца думаешь?
– Ты чего творишь, долгогривый? – злобно прошипел Салтыков. – Совсем ничего не боишься!
Быстро выпалив это, парень кинулся к коновязи и, птицей взлетев в седло, поскакал в город. Оставшись один, Янек шел, не разбирая дороги и продолжая блаженно улыбаться. Судьба до сих пор не часто баловала сироту, так что неожиданное пленение молодой человек воспринял как очередной ее удар. Что проку возмущаться по поводу непогоды или напротив – жаркого солнца? От твоих стенаний все равно ничего не изменится! Впрочем, положа руку на сердце, жизнь его если и переменилась, то уж никак не к худшему. Захвативший его Михальский вечно где-то пропадал и передал своего пленника самому царю. Тот, пару раз поговорив с ним, казалось, совсем потерял интерес и поручил его попечению Анциферова. Поначалу они смотрели друг на дружку с подозрением, но потом сошлись. Спали под одной телегой, ели из одного котелка, пили из одной чаши. Первак рассказывал Янеку о Москве, а тот ему о Вильно, Кракове и других городах, в которых ему довелось побывать. Никто в московитском лагере не заставлял Корбута работать, не помыкал им и уж тем более не оскорблял. Разве что часовые.
– Ты, князь Дмитрий Мамстрюкович, все верно говоришь, – поднимается со своей лавки Иван Никитич Романов, – а только как быть, если с королевичем запорожцы пойдут?
– Есть такое дело, – усмехнулся я, – что еще расскажешь?