Вот дядюшка и взъярился. Наговорил всякого. А после и стал принуждать к исполнению супружеского долга, полагаю, в весьма извращенной форме. Тут уже и у девицы нашей нервы сдали. Нож под руку подвернулся… каким образом? Откуда в спальне ножу взяться? Да и не только это беспокоит. Уж больно как-то… вовремя, что ли? Только подумали про дорогого родственника, а он взял и помер… ах, как нехорошо с его стороны…
Вольдемар… Вильгельм, чтоб его… Вильгельм… на руке записать, что ли? А то ж… главное, этот наглец вышел к гостям в халате. В полосатом домашнем халате, наброшенном на голое тело… то есть, почти голое, поскольку подштанниками он-таки озаботился. Серенькими. С начесом. Оно и правильно, в доме прохладно. Образ дополняли очки, которые повисли на кончике хрящеватого носа, и мой шарфик, закрученный на длинной шее. Я моргнула. Закрыла глаза, надеясь,что мне все же привиделось, но открыв, убедилась : инквизитор никуда не исчез. Более того, волшебным образом в руке его появилась чашка горячего шоколада, a во второй – булочка… булочку он жевал. Шоколад прихлебывал. И выглядел до отвращения довольным жизнью.
– Забирай… – мне в голову пришла гениальная на первый взгляд идея. – Насовсем… но с одним условием…
…он опять шмыгнул носом и, совершенно неинтеллигентно вытер его о грязный рукав. Огляделся…
Свет был… неприятным. Жестким. Ярким. И обжигающим. Я поморщилась, а вот Вильгельм произнес нехорошее такое слово.
– Вы, фройляйн… вы… – он уставился на меня премрачным взглядом. – Вы были первой в череде явно подозрительных смертей…