Как двадцатого? Я вернулась двадцать третьего. И здесь ошибки быть не может, поскольку эту дату не единожды обвели черным цветом мои разлюбезные родственники.
Мать его… И еще покрепче,тем душевными словами, которыми выражаются не только конюхи, но и иные люди, пребывающие в состоянии глубокого душевного волнения. Вот как я сейчас. Идея… в ней дело. И еще в умении эту идею правильно подать. Как же… берем тех, кто происхождением не вышел, но силу имеет. К чему она, такая притягательная и опасная, дурному сословию? Они, даже получив образование, остаются ненадежны. Продажны. Все это знают… все об этом говорят… то ли дело старая аристократия. Детей слабосильных рождается немало, а вот получи они чужую,и сразу проникнутся любовью к Империи и Императору,и ринутся служить, укрепляя рубежи и что там ещё крепить надо.
А если добавить сломанный мизинец… случайность, она не хотела дурного… или рану столь глубокую, что потребовалось ее зашивать… свежий ожог… она не хотела выплеснуть кофе в лицо, но характер… ведьма… припадки ярости случаются все чаще… и вот уже кто-то видел, как в аптеке Мари приобретает успокоительное. Для себя, естественно… у нее такая хлопотная работа.
– Без исключений, – он поклонился и отошел. А я…
– Это отличная модель, – моей ручкой вновь завладели. Пальцы управляющего были теплыми, слегка липкими и пахло от него мятными карамельками. – Сделана из северного дуба. Эксклюзивное исполнение… ваша тетушка была бы довольна.
– Ничем, – честно призналась я. – А вы мне, повторюсь, еще и не нравитесь.