– Не обязательно, не обязательно… – голос моего дядюшки источал мед.
Столько лет прошло… Откипело. Отболело. И…
Эта идея не слишком нравится старику. Он стоит над телом, разглядывая его, и хмыкает.
– Нет… мне интересно, как в одном маленьком городке накопилось столько дерьма…
Я сидела на качелях. В запущенном саду этого дома нашлись и качели. Они, обглоданные ветрами и вылизанные дождем до черноты, покачивались на проржавевших цепях и преотвратно скрипели, вызывая в душе горячее желание кого-нибудь проклясть. Я сидела. Я держалась за цепи. И пыталась замерзнуть. Дождь шел. Шел и шел… и шел… и был бесконечен, как моя тоска. На меня смотрела бездна, я смотрелась в нее, и это было напрочь лишено хоть какого-то смысла. Кажется, рядышком, в кустах разросшегося шиповника,тихо замерзал Монк. Я чувствовала близость света.
– Здесь… иначе, – сказала она, поняв, что мольбы на меня действуют слабо. – Там… зовет.