…скорее с трудом выносили, но семья древняя, городок маленький, а правила хорошей игры установлены. И приходится улыбаться, делая вид, что все хорошо, просто-таки отлично…
– Что ты понимаешь?! – злоба исказила и без того не слишком симпатичное личико. – Она меня любила… по-настоящему любила… она одна…
И такая сила была в голосе его, что я сама едва не заговорила, причем, подозреваю, что выболтала бы много лишнего… вон и Вильгельм рот ладонью закрыл. А Диттер и вовсе поднялся, правда,тотчас сел на место. И лишь дядюшка продолжал притворяться спящим.
– Ваш дар, дорогая, был нестабилен, а желание учиться…
– Соня Юльгеншнаудер, – произнес герр Герман, глядя на меня пустыми рыбьими очами. Это он к совести пытался воззвать? Или за реакцией следил.
– Была, – согласилась Нильгрид. – И тебе это не давало покоя. Как же… позор на твою голову… а ещё деньги, которые она спускала легко. Матушку попросили из храмового комитета, при котором она председательствовала последние двадцать лет. Такой позор… а ещё у нас долги, потому что наш благообразный папенька имеет дурную привычку играть на скачках. Матушка же, чтобы не отстать, наверное, тишком попивает, а выпивши, начинает выписывать чеки на благотворительность. И плевать ей, что мы этого не можем позволит… ты ведь ходила к Гертруде за деньгами? И что? Она тебя послала куда подальше?