И дядюшка покраснел. Отчетливо так покраснел. Выразительно. Интересно, с чего бы…
…может, поэтому высшая нежить людей недолюбливает? Встретишь такую вот в темном переулке, а она визжать…
– Всех… мачеху твоего того друга… и мать той девушки, которая замуж выходит. Помнишь? Родителей Гертруды…
– Дорогая, не буду лукавить, я несказанно рад нашей встрече, – Аарон Маркович разменял восьмой десяток, но выглядел вполне себе бодрым.
Инквизитор оглянулся на меня. А я пожала плечами. Неприязнь? Сильно сказано. Мы… не приятельствовали, чистая правда. Но чтобы неприязнь… так, легкое недоумение. Я не понимала ее. Она меня. Пересекались мы изредка, на благотворительных обедах в мэрии. Как-то Норма попыталась достучаться до моей совести, как ей казалось, или что вернее – чековой книжки… то ли на помощь юным проституткам,то ли на содержание приюта,то ли ещё на какую-то глупость… она вечно кому-то там помогала и при этом наотрез отказывалась понимать, что не всегда эта помощь была нужна.
Подушку сменило одеяло. На инквизитора в одеяле смотреть было не так интересно, и я потянулась, легла на кровать.