Сомнительно. Хрустит, что огурец. И пресная… может, если в сахар обмакнуть, лучше станет? Я поискала глазами сахарницу… ага, стоит на кофейном столике, рядом с пустыми чашками. И что характерно, кофе уже давненько выпит, а посуда не убрана. Вот тебе и умри на пару дней, слуги моментально распустятся.
Здесь. Душа бесплотна, но я ощущаю ее, тени эмоций. Удивление. Возмущение. И гнев. Конечно, как посмели убить ее… она ведь из избранных, она… платила… и платила много, полагая, что ее состояния достаточно, чтобы быть наверху.
Вот, значит, в чем дело. У всех нас есть маленькие слaбости. Я вот к деньгам неравнодушна, если не сказать больше, а дедушке славы не хватало. В веках. И всенепременно в учебники войти. Без этого и жизнь не мила, а… остальное не важно. Интересно, я тоже такой стану? Со временем? Буду готова за определенную сумму убить, продать… впрочем, я и сейчас готова, не стоит кокетничать. Просто сумма должна быть такой, чтобы окупить все, включая душевные терзания. Плохо? Отвратительно даже… в монастырь что ли съездить, помолиться? Или не поймут-с?
Ее голос звучал все тише и тише,и мне пришлось ущипнуть эту красавицу, добавляя бодрости. А то этак я до утра ничего не узнаю. Хотя… если план был с самого начала разработан, то выяснять особо нечего. Разве что узнать, кто продал Γансу такие замечательные зелья.
Ненависть. Мне легче. Я потеряла способность ненавидеть, как и вообще испытывать чувства. Я касаюсь крови. В темноте она кажется черной… Барабаны стучат быстрее. Воет рог. Я же провожу окровавленными пальцами по лицу Кхари. И темнота вздрагивает. Из нее на меня смотрит бездна…
Мари вошла. В руках ее был поднос с кружками, высоким кофейником, молочником и полудюжиной серебряных вазочек…