«Он не бегает, и даже не ползает, — в голосе сестры прорезалось искреннее злорадство. — Слёг и стонет, просит милости. И воняет… трындец как! К нему даже подходить боятся! А ещё болтают, что он в комнате в твою честь алтарь возвёл! И режет там кур. В жертву!»
Когда я осознал, что глюк не глюк, Точка настоящая и дерется вполне материально, увесисто так — чуть снова шлюзом не поехал. Это… это же… да сто пустот мне в корму! Это чудо!!! Кого тут поблагодарить на коленях? Которого бога, демона, пустотника, дух первого оборотня?! Я на все готов! Жива моя девочка! Жива!
Перед глазами вдруг встало улыбающееся лицо Точки, ее глаза и теплый свет в них, когда она рассказывала о своей «мафии». Она… ей… было не все равно.
— Один есть, готовь винцо, дорогой, — услышала я веселое и хвастливое хихиканье в рацию. — Да, здоровый такой бугай, когда понял, что загнала его в угол — кинулся. Вышибла ему мозги, только брызнуло. Отличные разрывные пули, надо будет еще заказать… а? Нет. Главный приз пока не запеленгован, но я и тут вам нос утру, увидишь!
Кухню на нужном этаже я вычислила по запаху. Моя медоедская натура возликовала и начала истекать слюной даже раньше, чем я сама обрадовалась тому, что сейчас увижу сестренку. Вообще, оказалось, что детдомовская психология очень даже сочетается с медоедским отношением к чужой собственности. Чего нашлось — то и мое, а кто не убежал или не спрятал вовремя — тот сам дурак. Красть нельзя только у своих, а своих в этом гигантском иномирном городе-улье было раз два и обчелся.
За ее спиной бесшумно материализовались тени. Одна… две… пять… я в отчаянии бросила сеть и зарычала, припадая к полу. И двинулась в сторону гадины. Не убью, так задержу! Может, ребята успеют уйти…