— Пощади, неназываемый, пощади! — невнятно проблеял он. — Матерью клянусь, принесу тебе жертву и буду молчать!
Вот был бы тут настоящий диверсант… я бы даже бить его не стала. Помогла бы нашпионить от всей души, и от себя бы еще добавила. Но это лирика, и лучше ею пока не увлекаться, а хорошенечко подумать.
Хрен поймет этого загадочного заГада. Не знаю, сколько он надо мной издевался. Долго. А потом спокойненько заткнул свой артефактик за пояс, и… ушел. Молча.
«Вот для этого мне и нужна веревка, а лучше несколько. И запас жратвы. Я замуруюсь в одном таком местечке… где никакой самец меня не услышит и не унюхает».
Я поежилась. Эти люди… они вроде бы выглядели нормальными, разговаривали между собой, смеялись. И при этом их взгляды соскальзывали с закованных в цепи, но живых людей, как с предметов мебели. Это было странно и очень страшно — почувствовать вдруг себя вещью. Даже в улье такого не было — там мы тоже были рабами, но оставались для наших похитителей живыми!
— Что же, бойцы, на сегодня вы недурно поработали. Отдых заслужили и на ужин заработали.