Через несколько минут Андрей уже крутил в руках запечатанный конверт. Странно! Куда она сорвалась, не предупреждая? Или известие из Екатеринодара получила, от дальней родни?
Андрей подхватил чемодан, отдал ключи портье на ресепшене. Пролетка довезла их в морской порт. У пирса стоял катер. Дудорова явно ждали. При его появлении дежурный матрос вытянулся, отдал честь. Андрей проследовал за Дудоровым в небольшую кают-компанию. Тут же были сброшены сходни, корпус катера завибрировал от работы дизеля, и судно отошло от пирса.
Вроде бы мелочь, но, пересаживаясь на «Ньюпор» с «Блерио», «Фармана» или «Морана», пилот не был готов к особенностям. На всех аэропланах, кроме «Ньюпора», педалями совершался поворот по горизонту, а ручкой «на себя или от себя» аэроплан совершал вертикальный маневр – вверх или вниз. На «Ньюпоре» ручкой управлялось все – повороты отклонением ручки влево или вправо, движением на себя или от себя – набор или снижение высоты, а педалями производилось гоширование, по-иному – перекос крыльев, вместо элеронов, для осуществления кренов.
– Командир! Счастлив твой ангел! Мы приводнились на минное поле.
Места здесь степные, и чем дальше на восток, тем реже населенные пункты. Андрей шагал равномерно, в армии служить – к переходам и маршам не привыкать. А Настя явно устала, начала спотыкаться, шаги поменьше делала. Пришлось привал устраивать. Уселась, потом заплакала горько. Андрей не утешал, пусть горе выплачет, все же мать потеряла. Да и знал по опыту, если начнешь утешать, жалеть, хуже будет. Тогда плач в рыдания перейдет, потом истерика начнется и не дай бог, еще и обморок. Время и место неподходящие. Но не бросать же ее? Понемногу успокоилась Настя, слезы утерла.
– Деда, продай, сколько можешь, хлеба, да еще чего съестного. По темноте уйдем мы, чтобы на тебя беду не навлечь.