Перед отъездом я дал знак своей команде садиться в «москвич» и ехать за княжеской машиной. Дядя Ваня порывался что-то сказать, но я взмахом руки сообщил – не сейчас! Уселся на заднее сиденье «Ладоги» и прикрыл глаза. Поярков сел рядом, а берсы заняли передние кресла.
Я же тут почти равный, да? Вот и будем себя так вести! Борзо.
Настроение моментально вернулось к привычному «все плохо». Сползающему понемногу к отметке «мы все умрем».
Он принял голубое лезвие черным кинжалом. Ну ладно, не кинжалом, а какой-то черной фиговиной, появившейся в его руке в тот миг, когда я нанес удар. Палач чуть прогнулся от удара, но напрягся и отбросил мой клинок. Что-то пробормотал на своем языке – очередную колкость? – и следующим движением швырнул кинжал мне в лицо. Я едва успел отбить его верхом щита. Краем глаза заметив, как по мерцающей голубой поверхности стала расползаться чернь гниения.
Реакция Глеба меня очень заинтересовала. Он был возмущен. Так, словно Игорь Сергеевич не князя своего предал, а лично его. Особенность феодальных отношений? Очень может быть. Верность господину тут, похоже, в крови.
Он не ответил. Сверлил меня моим фирменным пристальным взглядом, ухмылялся и молчал.