Прижалась к «мужу», вглядываясь в строчки.
— Нет, лепреконы — народ почтенный, а вот их родичи, те откровенно вороваты, так и норовят стащить, что плохо спрятано, да заклятьем не приколочено. В тот раз они подошли к делу серьезно, уж больно их хваленые богатства бородачей прельщали. Даже червя наняли, чтобы до тайного хранилища докопаться. Прорыли ход — а в сокровищнице ничего-то и не оказалось, кроме малюсенького золотого слитка и надписи на полу: «На бедность». Провели их гномы. Ох и бесились тогда клури. Они ж еще и в убытке остались — червяку заплатили гораздо больше, чем с дела получили.
— Ты кокетничаешь с этим Птарховым Дареном на глазах у всех, принимаешь его ухаживания, ездишь с ним развлекаться.
Я почти жалела о его поступке, хотя и понимала, что он не мог повести себя иначе. Герцог никогда бы не позволил посторонним застать меня в двусмысленной ситуации. Его поведение и злило, и восхищало одновременно. Упрямый, принципиальный, жесткий, привыкший сам принимать решения и нести за них ответственность, человек чести… Он отличался от всех мужчин, с которыми я раньше общалась, абсолютно не походил на идеал, когда-то нарисованный моим воображением, но кроме него меня никто не интересовал. Теперь я это точно знала.
Монстр, тяжело ступая, шагнул к герцогу, разинул громадную пасть, похожую на черный провал с острыми пиками клыков, на дне которого плескалось адово пламя, и утробно взревел.
Я не очень верила в то, что говорю. Но так хотелось надеяться.