Горло сдавило привычным спазмом — я по-прежнему не могла сказать правду.
Да, он воспользовался ситуацией, ее одиночеством, горем, тем, что она одурманена лекарством. Сорвался. Это оказалось выше его сил, воспитания, принципов. Капли тоже сделали свое дело, на время ослабив самоконтроль. Долго сдерживаемая отчаянная потребность в ней, словно вода, прорвавшая плотину, мощной волной затопила тело. И он не вытерпел. Позволил себе утонуть.
— Точно? — подозрительно прищурился братец.
Ладно, потом извинюсь перед Петькой и как-нибудь объясню остальным свое поведение. В конце концов, у меня от увиденного тоже могло быть нервное расстройство, эмоциональное напряжение и даже этот… реактивный психоз. Я уже не говорю о банальной истерике.
В висках стучали сотни мелких молоточков, руки предательски подрагивали, но я не отводила взгляда от темных внимательных омутов напротив и, захлебываясь словами, говорила… говорила… говорила…
— Вы уже выбрали, да? — произнес горько. — Я видел ваш танец. Это ведь был Саллер? Можете не отвечать, я и так понял. Его трудно с кем-то спутать даже под личиной. Впрочем, он никогда особо не скрывается и маску выбирает всегда одну и ту же. С юности на дух не переносит дворцовые маскарады… От вас двоих просто искры летели, так, что глазам становилось больно. Вы… — его голос дрогнул. — Вы его любите, Мири?