Его сейчас вообще ничего не смущало. В отсутствии Кемрана он тут же переключился на другой объект и начал доводить «кузена». Единственного своего защитника, между прочим.
Когда я остановилась возле постамента, погасли прощальные закатные лучи, и помещение окончательно погрузилось в сумрак. И тут же в абсолютно темной кроне вспыхнул, засиял золотом один-единственный лист.
Незнакомец. Высокий, темноволосый… Правильные, жесткие черты лица… Полоска шрама на щеке.
Я не узнала голос Йора. Ледяной, бесстрастный — он не титулы перечислял, а гвозди вбивал… в крышку гроба. Да и сам малыш как-то неуловимо изменился. Нет, перед нами был все тот же изящный, удивительно красивый «почти эльф», но от его фигуры вдруг повеяло такой силой, древней, могучей, что дыхание перехватило. Это длилось всего несколько секунд. Потом фрейр вспорхнул, перекувыркнулся в воздухе, и на скалу опустился прежний крошечный, обманчиво безобидный весельчак.
— Мири, ты чего такая молчаливая? Устала? Я схожу за соком.
— Не просто любовь, — забила крылышками фрейя, осыпая все вокруг золотистой пыльцой. — А взаимная, самоотверженная и бескорыстная. Ольес, тот, прежний владелец тела, сначала вообще не хотел условие отмены называть. Но Йор сказал, что так положено, иначе заклинание не подействует. Обманул, конечно… — в голосе Эари мелькнуло смущение пополам с восхищением. — Но граф поверил и навертел всего… посложнее. Заклятие молчания, мол, утратит силу, если новая хэллени полюбит кого-то. И мужчина испытает к ней такие же искренние чувства, пожелает ее саму, а не дар и способности. Кроме того, они оба должны пожертвовать собой ради избранника, отдать искру, магию, жизнь — все, что понадобится. Йор говорил, что Пиотрей очень радовался, когда это придумал. Видимо, сам он ни за что бы не отказался ни от магии, ни от жизни, поэтому и надеялся, что условие невыполнимо…