Время от времени то справа, то слева открывались боковые проходы, мелькали развилки, от которых веером расходились, теряясь в темноте, многочисленные ответвления. Тогда мне представлялось, что наш тоннель — часть огромного, запутанного лабиринта или тайной резиденции какого-нибудь подземного короля.
Фрейр ощерился и зарычал. Глаза его засверкали, по телу, потрескивая, побежали багровые молнии, волосы веером поднялись вокруг головы. Змеи больше не шипели — низко ритмично вибрировали, как натянутые струны.
Несколько секунд я сидела и просто смотрела на конверт, надписанный твердым размашистым почерком, потом быстро вскрыла его и жадно пробежала глазами по листу. Что я надеялась там увидеть? Сама не знаю. Но точно не то, что обнаружила.
— Дорогой братик, мне прекрасно известно, как ты себя ведешь, когда в голову приходит очередная «гениальная» идея. Лицо у тебя, конечно, изменилось, и фигура тоже, а вот привычки и гримасы остались прежними. Так что, признавайся, отчего ты такой возбужденный? В какую аферу втравил бедного вождя?
Все замерли, преданно уставившись на пустующие пока кресла.
Пару раз в ее путаных речах мелькало упоминание о каком-то «добром друге», помогавшем советами, но ни имени этого, так кстати подвернувшегося друга, ни хотя бы примерного описания внешности узнать не удалось. Они будто выветрились у женщины из головы.