Пока Панин рассказывал присутствующим, что подслушал у романовского шатра, лица у них все более темнели. Наконец Пушкарев не выдержал и замысловато выругался.
– Вышла подышать свежим воздухом? – спросил я у девушки.
– Мои придворные большей частью остались в Москве, здесь только один из постельничих и несколько слуг. Я отдам необходимые распоряжения.
– Это немецкие слуги нашего государя. Я говорила с ними на их языке, и, кажется, они меня поняли, хотя…
– Молчит, пес, только ругается. Ты же его, государь, на дыбу не велел пока, вот он и кочевряжится.
– Грех тебе говорить такое, Иван Федорович, нешто тебя потревожил кто али помешал чему? – скроил умильную рожу Анисим.