— Значит, чтобы не отупеть, нужно сменить работу?
Так мы дошли до лагеря и первым делом направились на кухню, где суетились несколько бывших невольников. Мои ребята уже давно спали, устроившись, где попало, и плотно перед этим позавтракав, судя по их довольным лицам. Мне даже завидно стало, ведь мне еще нужно было давать утренний отчет Фариаму, а меня так и подмывало зевнуть. Зато наемники бодрствовали, и ложиться явно не собирались, я их прекрасно понимал, ведь им нужно было пообщаться со своими. Проходя мимо них, рассевшихся в кружок на роскошно вышитых коврах, судя по всему, вытащенных из главного шатра, я заметил, что они прекратили разговор и дождались, пока мы не пройдем мимо. Тут не нужно быть гением, чтобы понять тему их обсуждений. Они всем составом перемывали мне косточки. Я не стал прислушиваться, а просто невозмутимо пошел на кухню, галантно ведя под руку Снежану. Все, что было в моих силах, я уже сделал, а остальное от меня не зависит. Наемники сами должны решить, остаться им с нашим отрядом или идти дальше. Хотя, в соседних лагерях еще должны оставаться их товарищи, значит, пока спрыгивать с состава на ходу они не будут. Уже хорошо, подумал я, и непроизвольно зевнул.
— Хорошо, Алекс, спасибо за информацию. Она... многое меняет.
Пара ребят стали развязывать наемников, а я повернулся к кочевникам. Их осталось восемь, и один из них мне был интересен в особенности. Заниун, номинальный вождь этого лагеря, должен был оказаться кладезем информации. Но для допроса необходимо было еще кое-что добыть, поэтому я обратился к парням, что уже практически все собрались вокруг меня.
Разумеется, некоторые платить отказывались, но за десяток лет успешной деятельности мецената, они стали наглядным примером, что так поступать не следует. Были несколько столичных художников, превосходный певец и танцовщица, которые не стали отдавать часть своих доходов в казну, заявив, что ничего от Биринама им не нужно. Мол, они настолько талантливы, что добились признания, значит, проживут и без его покровительства. Ага, разбежались! После своего отказа они выяснили, что их картины больше не продаются, голос певца внезапно стал вызывать раздражение у знати, а танцовщица узнала, что раньше работала в борделе. Так наступил крах их карьеры, надежд и мечтаний. Один художник спился, второй стал подмастерьем сапожника, певец покончил с собой, а танцовщица канула в неизвестность, оставив после себя слухи, что возвращается к прежней профессии.
Моя сила заструилась в его тело, стараясь не дать ауре распасться, помогая организму залечивать раны, но тщетно — Ренард умирал.