Потом другой сотрудник исправительного учреждения проводил отбор личных вещей. У Хагена было всего четыре фотокарточки. Он и мама, он и дядя Питер, и просто мама. Четвёртая: даже не фотокарточка, а тот рекламный буклет с фотографией Эйприл в кимоно.
Она была прекрасна. Не так, как Лекса, конечно, в Лексе было что-то помимо красоты. Но от Эйприл было сложно отвести взгляд. Хаген даже забыл закрыть рот, так и стоял со шнурком в зубах. Вообще всё это напомнило ему сцены из порно, которые происходили в раздевалках. А этих картин Хаген видел предостаточно.
– Я и не сомневался в тебе, бро. Тогда надо поднапрячься. Пять баллов – это не шутка. Притом, что он явно тебя давит своей напористостью. Постарайся добраться до него, будь техничным, не рассчитывай на нокаут. Используй всё, что умеешь.
Очоа тоже удивил своим преображением: вышел на ринг в выцветшей голубой рубашке с галстуком-бабочкой. Настоящий олдскульный рефери.
– Это ошибка, я уверен. В чём меня обвиняют?
– Заткнись, Брикс. Не прерывай меня. – Повернулся к Хагену и продолжил: – Да, мы не сиделки, чтобы присматривать за кем-либо. Но Гонсало – наш брат, да и ты доказал, что не стукач. Так что будь спокоен, но не наглей.