– Странно. – Рози печально вздохнула. – А я ведь ее писала. Записочку. Сама. Собственноручно. Там так было, значит: «Дорогие мои». Нет. «Дорогие-предорогие мои». Или это я не вам писала?
Мы покинули дом мага, причем замыкать его на замок он и не подумал.
– Непременно, – заверил нас возница, закрыл дверцу, влез на козлы и в очередной раз щелкнул кнутом.
Главное – Рози сдержала слово. Она молчала, когда крестьяне, указывающие нам дорогу, советовали «свернуть у третьего поворота, на гору-то не лезть», когда небо над нами начало блекнуть, предвещая скорые сумерки, и даже тогда, когда в последних лучах уходящего солнца перед нами открылся вид на гору Штрауфенгрофф.
– А вообще, мне на все происходящее смотреть грустно, – продолжил Эдуард. – Не сказать – противно. Тобиас Монброн, где ваша честь? Где ваше достоинство? Даже последнему идиоту уже понятно, чьих это рук дело. Так скажите уже: «Да, я хотел возвысить свое семейство. Да, я хотел, чтобы мои потомки были старшей ветвью и заняли место у трона». Будьте мужчиной.
Только вот теперь мне, в случае поимки, четвертование за радость будет. Потому как сожжение – оно куда мучительней.