– Тобиас ему тоже не чужой, – заметил я. – Однако он спит и видит, как вспорет его толстое брюхо.
– Жизни во мне нет, – скорчив страшную рожу, захрипел я, изобразив Виктора, и продолжил уже своим обычным голосом: – Если он мертв, то ему яд всяко не повредит.
– Подумали, что обвиняемые в преступлении сбежали, – сказал один из них. – Но теперь видим, что ничего такого нет и в помине. Можете проследовать дальше.
– А кто были двое других? – заинтересовался я. – Которых он друзьями назвал.
Но и это не главное. И даже не то, что мой сапог, похоже, не переживет этого вечера.
Карл и Гарольд понимающе переглянулись и подмигнули друг другу. Кто-кто, а они-то знали, что все рассказы про Эйзенрих чистая правда. Помню я их помятый вид после ночного загула в этом самом городе.