– И из Дивнолесья ты ушла тоже потому, что такую дорогу правильной видела? – продолжал с каким-то болезненным любопытством лезть с вопросами Адрис.
– Я тебе говорила, старые эльфийские украшения сами становятся с течением времени артефактами, даже если изначально создатели и не вкладывали в них магических свойств. Венец в некотором роде разумен и рад возвращению потомку законного владельца. Покидать свое место он не намерен, опасается, что опять потеряют. Мешать не будет, но настойчиво советует голову от тела не отделять – обратно прирастить не сможет.
– Я… нет, я не шпион, но старший страж Миграв, с которым я беседовал, говорил о зловещем призраке Проклятого Графа, обитающем в особняке лейдин Тиэль, – оправдался вторженец, не выказывая, впрочем, трепета перед привидением.
– Тогда почему твой куст не подарил плод тебе? – с ходу возмутился Адрис, грудью вставая на защиту интересов компаньонки.
– Полагаю, Диндалион не болен и не проклят, он всего лишь стал быстро стареть. Для носящего венец владыки это значит лишь одно – немилость Леса. И плодом мэллорна такое не исправишь, – без злорадства, всего лишь делясь своими выводами, ответила Тиэль. – В хранилище владыки под чарами найдется не один десяток ценных плодов, но вряд ли Диндалион сможет вкусить их ради исцеления. Чистота души – главное условие, без которого лекарство обернется ядом и смертельными муками.