Жизнь сталкивала его с разными людьми, и он привык уже для себя делить их на разные типы, в зависимости от того, чего от них можно ожидать. От избалованной купеческой дочки он такой прыти не ожидал. Точно. Вот что его злило – она повела себя не так, как он ожидал. Впрочем… кажется, впору вводить новый типаж, ранее не встречавшийся, потому что она всё время вела себя не так, как он ожидал.
Праздник продолжился, как ни в чём не бывало, но Оккар теперь никак не мог избавиться от этого знания: в его жену можно влюбиться, и, когда она появилась вновь, нет-нет, да и бросал на неё задумчивые взгляды, пытаясь рассмотреть её в новом свете и понять, что же в ней всё-таки такого?..
Её провели-протащили какими-то коридорами, она сначала честно пыталась запоминать все повороты и ответвления, затем сбилась один раз, другой… каждый шаг давался с большим трудом – казалось, что время вокруг ускорилось в разы, и она еле-еле за ним поспевает, и очень скоро маршрут перестал иметь значение, весь мир сузился до одного-единственного желания – остановиться. А лучше – лечь. Впрочем, Илька понимала, что если остановится, её потащат волоком, и хорошо, если она отделается синяками без переломов, преодолев так пару-тройку лестниц…
– Пойдёшь, – кивает колдун, вставая у неё на пути. – За меня пойдёшь?
Илька молча поводит плечами, и рубашка падает на землю.
Об Иллике он не думает. И в то же время не может ни на секунду забыть. Это просто некий постоянный фон, глухая пустота в груди, в которую лучше не заглядывать, иначе оттуда появятся чудовища. Он и не заглядывает. Пока.