— Что — Люба?! Девочка в спецшколе учится! Английский — каждый день! Через год — поступать! — зачастила мама.
Рация по-прежнему молчала, и Марио остановился напротив них.
— Я освоюсь, — пообещала, сконфуженно глядя под ноги, — я не буду тебе мешать.
Это он прокрался сюда на подошвах, разошелся темными лужицами поверх щелястого паркета, а затем воспарил, вытянув из престарелого дерева тяжелый запах влажной половой тряпки и мастики.
— Зачем? — задумался я. — Ну, с деньгами все понятно: это инструмент для добывания свободы. Ты же любишь Ремарка? А он считал, что свобода выкована из золота.
— Виноват, виноват… Да я, получается, на тебя совсем неверный анализ написала! Ты ж меня дурой перед руководителем группы выставил!