И все-таки правы те, кто говорит, что обостренное чувство банального — это родовой признак математиков. Для пустословия на церемонии открытия олимпиады места не нашлось, и заседание закрыли через двадцать минут после его начала.
— А мы с папой что, будем издали смотреть, да?!
— Здесь письмо от Томы, обратный адрес, если что, и несколько ее фотографий из последних.
— Да, везет мне на Том, — вырвалось из меня негромко и мечтательно.
Я еще не отошел от встречи с Канторовичем (что после такого разговора час!), как из глубокого кожаного кресла навстречу мне величаво поднялся щуплый пожилой еврей. Это был он — великий и ужасный, Израиль Моисеевич Гельфанд собственной персоной, анфан террибль современной математики.
— Дорогой, меня заставили! — и, сменив тон на восторженный, продолжила: — Зато теперь у нас с тобой есть своя квартира!