— Привет, — сказал, опершись плечом о косяк.
В том сладком полете первым приходило понимание. Любой жест моей девушки вдруг наполнялся хрупким движением духа, и я проникал в сокровенное его значение так же легко и естественно, как дышал. В зелени ее глаз проступала многослойная, видимая лишь мне, глубина, и жизнь, где мешались огонь и зола.
— Идиоты, — с мрачным удовлетворением ругалась она вечером в своей квартире, — кретины малолетние…
— Не, — протянул папа обрадовано, — нет! Не то! Вот для чего вообще природе понадобился этот механизм?
— Нет, сейчас главное — настрой выступающих. Это, — я прищелкнул пальцами, — свое, выстраданное. Это они будут выплескивать. А режиссер со стороны превратит их в неловких марионеток. Нет.
— Так зачем следить? — оскалился я улыбкой, — вот он я. Ничего лишнего не сказал? И, вообще, должна ж девочка свои корни знать? Хотя бы чуть-чуть…