– Ну кто разберет, – пожала плечами женщина. – Так… я вам реквизиты запишу, если вдруг будете деньги переводить или передавать с кем-то, уточняйте, это лично для какого-то пациента или вообще. Вы еще к Малютиной пойдете?
Она не пыльная, понял он вдруг. Просто плафоны матовые. А у него были обычные, такие, под хрусталь, советских времен. Эти очень похожи формой, только гладкие и матовые.
– Я возьму тебя в рабство и прикую к плите, – мечтательно произнесла она.
Он соскальзывал в дрему, но тут же выныривал в реальность, и еще мерещилось, будто где-то кто-то очень тихо поет «Баю-баюшки-баю, не ложися на краю», и от этого делалось жутко.
Начал прибывать народ, причем много, как Лариса и предсказывала, пришлось уходить: рассмотреть что-либо, а тем более поиграть с углом зрения оказалось попросту невозможно в такой толчее.
– Понятия не имею, но явно из той же породы, что милый старичок Тарнопольский. Не знаю, где он ее подцепил или же она его, но эти двое явно спелись, – недобро улыбнулась Лариса. – И ты уж поверь: она старше, чем кажется. Ей не к двадцати пяти подкатывает, а к тридцати, если не больше. И опыт у нее специфический, мы пока там болтали, я, знаешь, кое-какие ключевые слова произносила, на которые девушка… гм… профессорского круга должна среагировать, но где там! Зато на другие…