Иван Максимович сунул руку под кожаную обивку письменного стола, вынул листок. Там мелким, девичьим, гимназическим почерком Нади было записано расшифрованное послание из центра. Орлов срочно требовал новостей о планах генерала Мамонтова: куда повернет конный корпус, разгромивший красные коммуникации, – на север или на юг?
В юности Мона пожила в Париже, поучилась ваянию у великой, сумасшедшей Камиллы Клодель. Та тоже любила порассуждать про главное. С ее точки зрения, главным в жизни был правильный выбор материала.
Романов совершенно ни о чем не думал. Дыхание было ровное, сердце билось размеренно, даже медленней обычного. При этом оно ныло, но как-то вяло, будто еще не разгулявшаяся зубная боль. У кого это было, про зубную боль в сердце? Читал где-то. А, Максим Горький.
А тем временем в городе шли повальные аресты. На заводах, в мастерских и в депо забирали профсоюзных активистов, взяли целиком всю редакцию единственной либеральной газеты «Голос Юга», на улицах хватали всех мало-мальски подозрительных.
Порученец, не оборачиваясь, дернул руку, но не высвободился и лишь тогда оглянулся.
– Эраст Петрович, мотодрезина готова. Можно отправляться, – сказал Скукин.