Черная фигура была метрах в ста, полы плаща развевались на ходу. Быстро шагает. Куда-то торопится.
– Заенко, собака, весь Харьков против себя настроил. Видели бы вы, Алексей, что тут творилось при советской власти, когда в Черном Доме каждый день кого-то «пускали в расход». Весь город нас ненавидел. – Иван Максимович вздохнул. – Я два раза на бюро ставил вопрос: отстранить Заенко. Ничего не получилось. В результате пришлось сдать Харьков без боя. Как только приблизились белые, началось восстание. Это Заенко виноват. Теперь вот гадит нам из подполья.
– Не только поэтому. Он назвал телефонисту внутренний номер Черепова вместо того, чтоб просто соединиться с Особым отделом и дать добавочный т-тамошнему дежурному офицеру.
Когда Романов вышел, с его лица какое-то время еще не сходила улыбка, но взгляд был уже совсем другой, сосредоточенный.
– Я бы, тетка, тя и так взял, жалко, что ли. Плот, чай, не лошадь, ему все равно. Но без старшого не могу. А дядя Стась, вишь, спит. Разбудить – заругается.
Точно так же избавился от документов и Канторович.