– Простите? – я все еще был слишком ошеломлен, чтобы понять, в чем дело.
– Тихо, дурак! – рявкнула она. Я специально орал во всю глотку. – Хара! Замолчи, пес!
– Ты трруп! Дуррак! – комментирует птица со своего камня.
Он чуть склонил голову. Я уселся на циновке и обхватил себя руками. Я все еще трясся, зубы мои стучали. Я не хотел ни с кем разговаривать, не хотел никого видеть. В тот момент мне хотелось свернуться клубком и заплакать.
Он отходит вглубь комнаты, гремит там предметами, наконец возвращается с ремнем и старой заржавевшей подковой. Я смотрю, как он оплетает ее посредине, вяжет узел, приносит себе лестницу и привязывает подкову к жерди высоко под потолком. Приносит еще и шкуру и бросает на глинобитный пол.
– Что с тобой, Грендель? – спросил Драккайнен, чуть менее жестко, чем обычно.