– Jebem ti duszu, – произнес Вуко уставшим голосом. – Что вы, суки, жрете, что вас так гоняет? Третий за сегодня.
Я заражен силой урочища. Возможно, таковы побочные действия.
Ремни развернулись в воздухе на три соединенные части, каждая из которых заканчивалась грузилом, а потом спутали передние ноги животных. Повозка перевернулась с отвратительным треском, теряя колеса и клинки. Оба кебирийца выскочили на ходу, выхватывая сабли, а я приостановил птицу и развернул ее на месте.
Никогда ранее я не боялся ночной темноты. Может, лишь когда был ребенком. А нынче чувствовал себя так, словно мне опять несколько лет. Но боялся я не рассказов об упырях. На этот раз я просто знал, что может скрываться во тьме. Знал, что там притаился настоящий упырь, и сомневался, что его смогут задержать наши покрытые знаками желтые и красные флажки или запах благовоний.
Посредине круглого пола стоял небольшой столик, за ним на низком табурете сидел немолодой лысеющий человек с проницательным взглядом – и пил отвар.
– Потому что он был овцой, – заявил Брус, надевая штаны. – Животных ты тоже называешь, исходя из того, что сразу бросается в глаза, так их имена проще запомнить. У одного – вислое ухо, и ты зовешь его Вислоухом, у второго – пятно на спине, и потому он Пятнаш. Этот был прыщавым. А Кысальдым – наверняка кишлак, из которого он происходил. Доживи он до инициации, получил бы, как жрец, новое имя. По крайней мере, мы знаем, как тебя зовут. У жреца таблички не нашлось. У него была личная печать, но на ней виден только знак. Водяная черепаха. Умеешь ли ты говорить на Языке Единства?