Вокруг лежали пять скорченных трупов храмовых стражников, ржавая дорога забрызгана была кровью, почти невидимой на фоне красной пыли.
Круг поющих одновременно склонился, поставив лампадки у своих ног, а потом одним движением отступил, расстегивая плащи, что стекли на землю. Я увидел маленькие фигурки, груди, безволосые лона. Увидел деликатный рисунок спиралей и кругов на их телах и свесился через каменную балюстраду. Но это продолжалось лишь миг.
Скользкая субстанция пахнет резко и чуждо, немного – будто старым тигром, немного – слежавшимся мускусом, немного – камфарой. Ладони скользят по моему телу, обе женщины тянут что-то монотонными голосами, я хочу дотянуться до какой-то из них и обнять ее, но не могу пошевелиться. Я словно парализован, когда они втирают мазь в мои бедра, в низ живота и ниже. Я лежу как колода и даже пальцем не могу шевельнуть. Только повожу глазами.
Снова зажгли факелы, снова целая группа обошла лес, кусты и берег вокруг лагеря – и снова безо всякого результата.
Отнес ребенка под колодец и обмыл несколькими ведрами воды, аккуратно убрал охвостья дренажей, торчавших под кожей как пурпурные пиявки.
Вуко повернулся и рванул безумным спринтом на другой конец двора. Краб погнал следом, странными прыжками, покачивая бронированным бочкообразным туловищем, но в этот момент шершень уже полз по его шипастым плитам.