И только свет сделался странен, точно близилась гроза.
– Мы можем прорваться, – предложил Бенкей. – И не такое мы делали.
На столе под стеной лежит печеный окорок серны. Он холодный и начатый. Не спрашивая позволения, я отламываю кусок от конца, кость с куском мяса, беру еще кувшин, который наполняю из установленной на крестовине бочки, и без слов возвращаюсь к своей подкове.
– Естественно, нет. Я объяснял тебе, как торгуют. Кладешь товар и забираешь плату. Сам. С кем тут говорить? Смысл разговора – немного больше соли или золота.
– Вы сказали: Н’Гома, проведи нас сквозь пустыню, куда ходят твои караваны. Я это сделал. Не могу сделать так, чтобы вы перешли за валуны, потому что не сумею. Олимвенга усури.
Сижу так полчаса, хорошо замаскированный и неподвижный.