Это миг, но я застываю со ртом, набитым мясом, и с надкушенным куском в руках.
Она повернулась к адептке, стоявшей на коленях под стеной с опущенной головой.
– Это значит «дядюшка», парень. А знаешь, что скажет тебе дядюшка Н’Гома?
Я играл еще какое-то время, и мне казалось, что на напряженных лицах маленьких слушателей начинают появляться более теплые чувства. Теперь они меньше напоминали перепуганных щенков, а больше – нормальных детей, которым бы теперь учиться знакам или перебрасываться мячиком, а не сидеть в пустошах, преследуемыми всеми тименами империи.
– Хватит игр, – отозвался стоящий во главе отряда юноша в черном плаще. – На колени и руки за голову, чудаки. Разве что желаете встретиться со Змеиным Жалом.
– Как долго я спал? – голос у меня такой, словно глотка отполирована наждаком. Слышу шум и перекрикиванья.