Слова располагались одно под другим, флажок хлопал, и я приостановился, чтобы прочесть надпись. Тогда Брус хлестнул меня прутом. Я непроизвольно взглянул на него и увидел лишь собственное отражение в зеркальной маске жреца. В отверстиях маски почивала непроницаемая тьма.
Я помчался следом. Птица, в конце концов, была быстрее колесницы, но повозка оказалась куда маневреннее и лучше набирала скорость. Когда орнипант бежал, ехать было удобнее: его ноги переступали так быстро, что не чувствовались рывки, и я словно летел над каменистой пустыней.
– Хайяа! – закричал я снова, привставая в стременах и зажимая копье под мышкой.
Внутри панцирь был заполнен овальными моллюскоподобными пластами отекающей слизью ткани, прикрывавшей свернувшееся внутри бледное, дрожащее тельце. Где-то позади склизкого плаща вспухала гигантская пурпурная опухоль, раскидываясь во все стороны, как присосавшийся осьминог.
Через некоторое время я увидел больше таких флажков на спинах путников и перестал чему-либо удивляться. Напротив, ждал, что вот-вот увижу кого-то с вьющейся на ветру надписью: «Овца из Аширдыма, идущая по надобности. Пусть все станет единым».
За повозкой маршировало несколько крабов, потом ехала пара всадников в ладных, хотя и подржавевших сложносоставных доспехах, другие держали совершенно лишние здесь турнирные копья.