Я знала, что она хочет сказать. Нельзя трогать больного гнилью, чернильные пятна заразны, переползут с умирающего на живого, как паразиты поселятся в теле, подточат изнутри. Но мне было все равно. На всей земле у меня только одна родная душа, один близкий человечек. И я не оставлю ее.
К счастью, в Грааме мы не задержались. С утра постучался Данила, весьма помятый и бледный: вчерашнее веселье не прошло для него бесследно. И велел собираться.
Вечером Риверстейн опустел. Не представляю, как лорд Даррелл все провернул за столь короткий срок, но уже к закату у ворот стояло несколько экипажей, ожидающих послушниц.
Прислужник косо осмотрел Ксенин подол, свисающий бахромой. Хмыкнул.
– Почему ночью? – удивилась Данина. – Средь бела дня все! Ночью-то насторожились бы, не пустили, а тут никто и внимания не обратил!
Проснулась я под тот же звук, под который заснула: мягкий стук клинка, входящего в дерево. Солнечный луч, пробившись сквозь ветви деревьев, щекотал мне губы и настойчиво залезал под ресницы, так что я перевернулась и открыла глаза. Ксеня все так же стояла на поляне и метала аканар в цель. Сухой ствол уже весь был исчерчен тонкими зарубками, и я порадовалось, что дерево давно мертвое.