Веки мальчика слегка дрогнули, ненадолго приоткрываясь, тут же успокоенно закрылись, а сам он перевернулся на другой бок. Вздохнул, замер, а потом едва заметно потянулся.
— Одну. Только это еще позапрошлым летом было!
— А хоть бы и сам. Ежели великий государь повелит, то ради него и Отечества и живот положу!
Повинуясь небрежному взмаху руки великого государя, дьяк понятливо опустил неинтересные мелочи.
Хмыкнув, мальчик поманил ее за собой, а дойдя до комнаты для занятий, немного порылся в своих многочисленных записях и протянул десяток сложенных вдвое листов.
— А-ахх! Две сотни… и еще семь десятков… может, кого и запамятовал.