— А хоть бы и сам. Ежели великий государь повелит, то ради него и Отечества и живот положу!
Повинуясь небрежному взмаху руки великого государя, дьяк понятливо опустил неинтересные мелочи.
Хмыкнув, мальчик поманил ее за собой, а дойдя до комнаты для занятий, немного порылся в своих многочисленных записях и протянул десяток сложенных вдвое листов.
— А-ахх! Две сотни… и еще семь десятков… может, кого и запамятовал.
Долговязый белоповязочник помчался с одного конца поля на другой, петляя как заяц и постоянно уворачиваясь от подножек и любых попыток ухватить его за доспех. Обеими руками прижимая к груди какой-то непонятный сверток, он почти добежал, когда ему все же подсекли ноги.
— Надеюсь, Михаил будет так же хорошо служить мне, как ты сам — моему батюшке.